Мартин Линдау - Яд Борджиа [Злой гений коварства]
– Какой вздор ты говоришь! – резко воскликнул Цезарь, – как смеешь ты уверять, что вела свою недостойную игру по приказанию донны Лукреции? Если ты еще раз дерзнешь говорить подобную ложь, то я расскажу о твоем позоре всему городу, папе, всем добрым христианам. Порядочная женщина, принадлежащая к лучшему обществу, осмеливается показываться на улицах в костюме куртизанки, с целью поймать в свои объятия какого-то чужеземного полурыцаря-полумонаха! Для этого нужно потерять всякий стыд! Твое поведение кладет пятно на репутацию донны Лукреции. Хотя она и так не особенно блестяща, но может пострадать еще больше. Ну, не дрожи так, красивейшая из дочерей Евы!.. Я не сделаю тебе ничего дурного, не попытаюсь даже сорвать твою маску, только не теряй времени. Тебе незачем отказываться от наслаждении любви из-за того, что тот холодный, как лед, иоаннит отверг тебя.
– Тебе и незачем срывать мою маску, смотри на меня! – с презрительным смехом воскликнула молодая женщина, открывая лицо, вспыхнувшее от гнева. – Ты теперь знаешь, кто я, – прибавила она, грозно глядя на герцога Романьи, который с притворным изумлением отступил на несколько шагов, – и можешь уходить, если не желаешь, чтобы я позвала сейчас же свою стражу. Можешь, где и кому тебе угодно, рассказывать о моем «позоре», как ты выражаешься. Предупреждаю тебя, что сад наполнен моими гостями, так как я ждала здесь Паоло Орсини, который хотел устроить в этот час для меня концерт в саду. Как видишь, твои шпионы могут и сами ошибиться, и ввести тебя в заблуждение.
– Вот как? Следовательно, это наша прекрасная сестра возбуждает сплетни по городу и назначает ночью свидание иоанниту? – с невыразимой горечью проговорил Цезарь.
– А если бы и так? Какое ты имеешь право вмешиваться в мои дела? – запальчиво воскликнула Лукреция. – Ведь ты мне не муж, не отец, и даже не брат! Помнишь, чудовище, ты уверял меня, что нас не связывает кровное родство, что ты – подкинутый ребенок!
– Я был безумцем, потерявшим голову от страданий, а ты упрекаешь меня за мои муки! – со страстным негодованием возразил Цезарь.
– Хорошо, оставим это! – кротко заметила Лукреция, и слезы потекли по ее щекам. – Уходи, пожалуйста, сейчас придет рыцарь, которого я жду, и я ни за что на свете не хотела бы, чтобы он узнал во мне Лукрецию Борджиа.
Альфонсо слушал этот разговор с беспокойством, сомнением, и, наконец, радостью, что обвинения против Лукреции не вполне верны, но скоро эта радость сменилась отчаянием.
– Ты, кажется, больше всего боишься, что наш отец узнает о твоих похождениях, прекрасная Лукреция? – со злой улыбкой проговорил Цезарь. – Старые предания и новые примеры доказывают нам, что в порыве ревности он не щадит даже собственных детей. Вспомни о судьбе Джованни, которого ты так страстно любила! Видишь, не мне приходится дрожать за свою участь, а тебе и твоему фавориту!
– О, ты – чудовище!.. Я даже не знаю, как тебя назвать, когда захочу пожаловаться на тебя отцу! – воскликнула Лукреция. – Твоему преступлению нет имени!
– Жалуйся, моя прелестная сестрица, своему Сатурну. Я знаю, что от тебя зависит гром и молния. Твоя ослепительная красота сделала тебя владычицей нашего земного Юпитера, – возразил Цезарь. – Пусть и его второго сына постигнет такая же внезапная смерть, как и первого. Тебе известно, когда он умер и где? А, может быть, меня ждет участь твоего второго мужа, которого закололи из ревности на ступенях храма Святого Петра?
– Не знаю, с кем или с чем сравнить тебя, Цезарь, – с удивительным самообладанием ответила Лукреция: – назвать тебя зверем нельзя, так как нет зверя, равного тебе по жестокости. Одно могу сказать, я убеждена, что ты принимал во всех этих ужасных преступлениях более деятельное участие, чем те кинжалы, которые отправили моего мужа и брата на тот свет. Берегись, если хоть один волосок упадет с головы благородного рыцаря, спасшего мою жизнь!.. Я сумею отомстить тебе, в каких бы потемках ты ни совершил свое гнусное дело.
– Мне знаком твой мстительный характер, прекрасная Лукреция, но я не сойду так покорно со сцены, как мои предшественники, не стану молчать, как рыба. Пусть свет узнает о моих преступлениях, но вместе с тем, он увидит, какому чудовищу подчинена Италия. Ты еще не знаешь меня, моя сестрица, не подозреваешь, на что я способен, когда мне грозят местью...
– Люди не поверят тебе. Они признают тебя безумным, да ты таков и есть! – неуверенным, дрожащим голосом проговорила Лукреция.
– Это мы посмотрим. А скажи, милая сестрица, какой вид был у твоего ледяного рыцаря, когда наш отец удостоил тебя чести всенародно заключить в свои объятия! ? – иронически спросил Цезарь.
– Такой, как будто он поверил лжи и клевете, которые ты распространяешь повсюду. Да, во всем виновата твоя ложь. Пока ты не сделался моим врагом, никто не говорил обо мне дурного слова, – взволнованно ответила молодая женщина и, встретив грозный взгляд герцога, продолжала почти умоляющим голосом: – ну, может быть, я слишком строга к тебе, может быть, во всем виновата моя несчастная судьба, но оставь меня, ради Бога, в покое!.. Чего ты хочешь от меня? Что, по-твоему, я должна сделать? Возненавидеть своего отца? Лишить его единственной привязанности, оставшейся у него на старости лет? Он сам говорит, что я – единственный светлый луч в его жизни. Клевещите на меня дальше, и да будет проклят тот, кто верит гнусной сплетне, распространяемой завистниками, кто осуждает женщину, не имея никаких доказательств в своих руках, кто сумел из чистой дочерней любви создать грязную клевету об интимной близости между дочерью и отцом.
– Аминь! – смеясь, подхватил Цезарь. – Ты прокляла своего рыцаря, произведшего на тебя такое неотразимое впечатление. Ты наверное, считаешь его образцом храбрости, а вот увидишь, он не посмел прийти сюда.
При этом обвинении в трусости Альфонсо сделал неосторожное движение, отчего зашумели листья на деревьях. Но разговаривавшие были так поглощены своей беседой, что не заметили этого шума.
– Нет, у него хватило бы смелости прийти сюда, но он не хотел этого, – возразила Лукреция. – Он презирает всех женщин, не только меня.
– А я говорю, что он не придет, отчасти по трусости, отчасти потому, что весело проводит время и без тебя! – со злобным торжеством заявил Цезарь. – Я знаю, что он приглашен феей Морганой сегодня на ужин.
– Если даже это так, то какое мне дело до этого? Я так устала от всех этих мирских неприятностей, что с наслаждением посвятила бы свою жизнь Пречистой Деве Марии! – с такой скорбью воскликнула Лукреция, что Альфонсо почувствовал себя растроганным.
– Как? Наша юная вдовушка Лукреция Борджиа собирается сделаться монахиней? – насмешливо заговорил Цезарь. – Однако, если ты действительно считаешь себя оклеветанной, то почему соглашаешься на брак с Орсини, прикрепляющий тебя к Риму и дающий повод к дальнейшим сплетням? Между тем, если бы ты вышла за принца Феррарского, то клевета была бы вырвана с корнем.
– Принц Феррарский считает позорным для себя соединить свою жизнь с развратной женщиной, той женщиной, которую ты, Цезарь, называешь своей сестрой! – ответила Лукреция, очень довольная, что может нанести удар самолюбию герцога Романьи, несмотря на то, что ее ответ прежде всего оскорблял ее саму.
– Я когда-нибудь сверну ему голову за это, – гневно проговорил Цезарь. – Но ты напрасно теряешь время, Лукреция. Если тот ледяной рыцарь отказывается любить тебя, то ты все-таки можешь повлиять на него, чтобы он возобновил переговоры относительно твоего брака с принцем Феррарским. Подействуй на его честолюбие. У каждого человека есть своя слабая струнка. Если он не чувствителен к женской красоте, то, может быть, его ахиллесова пята тщеславие.
Лукреция замолчала, и у Альфонсо появилась мысль, что, может быть, молодая женщина уже придумывает план, как подействовать на его честолюбие. Он сделал по траве такое движение руками, словно кто-то идет.
– Вот он, вот он! – взволнованно воскликнула Лукреция, я слышу его шаги. Клянусь тебе, Цезарь, что я хочу только посмеяться над ним, отплатить ему за его небрежное отношение ко мне. Ты мог бы присутствовать при нашем разговоре, но я боюсь, что если он застанет тебя здесь, то между вами произойдет что-нибудь отчаянное.
– Он не придет, – насмешливо повторил Цезарь. – Мудрец не хочет, а трус не может из страха. Но, если даже предположить, что это – он, как же я могу пройти мимо него при этом освещении, не будучи замеченным?
– Да это и не нужно, – ответила Лукреция, – спрячься за тот высокий густой кедр, тебя никто не увидит, и ты можешь спокойно слушать нашу беседу. Я обещала ему показаться без маски и должна исполнить свое слово, хотя в темноте он и не увидит моего лица. Эта лампа снабжена тайным механизмом, и все погрузится во мрак, как только он войдет.
– Ах, ты обещала ему показаться без маски? Но он не придет, можешь быть уверена. Это – шаги твоей старой наперсницы. Она сообщит тебе, как тщетны были ее старания завлечь сюда трусливого рыцаря. Я с удовольствием послушаю, что она скажет! – со смехом проговорил Цезарь и спрятался за дерево.
